Неточные совпадения
Сын Алексей нисколько не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Это был видный парень, с румяным лицом и добрыми глазами. Сила Андроныч не
считал его и за человека и всегда называл девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее
идеалу мужа для ненаглядной Нюши.
Корделию, дочь короля Лира [Корделия, дочь короля Лира, — действующие лица трагедии В.Шекспира «Король Лир».], он
считал высшим
идеалом всех женщин; нечто подобное он видел и в княгине, поразившей его, по преимуществу, своей чистотой и строгой нравственностью.
Гимназии и курсы не могут изменить этого. Изменить это может только перемена взгляда мужчин на женщин и женщин самих на себя. Переменится это только тогда, когда женщина будет
считать высшим положением положение девственницы, а не так, как теперь, высшее состояние человека — стыдом, позором. Пока же этого нет,
идеал всякой девушки, какое бы ни было ее образование, будет всё-таки тот, чтобы привлечь к себе как можно больше мужчин, как можно больше самцов, с тем чтобы иметь возможность выбора.
Что касается до Тюменева, то почти положительно можно сказать, что Татьяна Васильевна была влюблена в него или, по крайней мере, она долгое время и с большим увлечением
считала его
идеалом всех мужчин.
Это всё наши «положительные» тогдашние публицисты и критики, охотясь тогда за Костанжоглами да за дядюшками Петрами Ивановичами и сдуру приняв их за наш
идеал, навыдумали на наших романтиков,
сочтя их за таких же надзвездных, как в Германии или во Франции.
При таком-то настроении ее сердца, летом, на даче в Кунцове, застает ее действие повести. В короткий промежуток времени являются пред нею три человека, из которых один привлекает к себе всю ее душу. Тут есть, впрочем, и четвертый, эпизодически введенный, но тоже не лишний господин, которого мы тоже будем
считать. Трое из этих господ — русские, четвертый — болгар, и в нем-то нашла свой
идеал Елена. Посмотрим на всех этих господ.
— А мы, отщепенцы, отбросы, осмеливаемся еще
считать себя выше и лучше! — негодовал плаксивым голосом Восьмеркин, выходя с братом из людской. — Что мы? Кто мы? Ни
идеалов, ни науки, ни труда… Ты слышишь, они хохочут? Это они над нами!.. И они правы! Чуют фальшь! Тысячу раз правы и… и… А видал Дуняшку? Ше-ельма девчонка! Ужо, погоди, после обеда я позову ее…
Физическая красота, но главным образом какие-то неуловимые духовные особенности любимой личности (мужской или женской) заставляют нас именно ее
считать выше всех остальных, представлять ее
идеалом всех женщин (я говорю — женщин, потому что рассматриваю этот вопрос как мужчина), — и именно
идеалом, то есть образцом для всех других женщин.
По Гервинусу, Шекспир
считает, что человечеству не нужно ставить себе
идеалы, а нужна только во всем здоровая деятельность и золотая середина.
Значит, исцелить сердечную рану графа можно было лишь доказав, что Настасья была далеко не
идеалом верного друга, ему одному безраздельно принадлежавшей преданной женщиной, какою идеалист Аракчеев
считал ее до самой смерти и какую неутешно оплакивал после трагической кончины.
Старческий святоотеческий
идеал как бы испуган молодостью языческой, от которой должно было произойти мировое отталкивание, он всякую молодость
считает языческой.
Тот
идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не
считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, — этот
идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке.
Князь Андрей такое огромное количество людей
считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой
идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот
идеал вполне разумного и добродетельного человека.
Только поставьте
идеалом целомудрие,
считайте, что всякое падение кого бы то ни было с кем бы то ни было есть единственный, неразрывный на всю жизнь брак, и будет ясно, что руководство, данное Христом, не только достаточно, но единственно возможно.